Неточные совпадения
Но прошла неделя, другая, третья, и в обществе не было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости, заговаривали о ней. Остальные же его знакомые, не интересуясь
книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним о ней. И в обществе, в
особенности теперь занятом другим, было совершенное равнодушие. В литературе тоже в продолжение месяца не было ни слова о
книге.
Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей и чувств, которых он не мог передать окружающим, и теперь он изливал в Степана Аркадьича и поэтическую радость весны, и неудачи и планы хозяйства, и мысли и замечания о
книгах, которые он читал, и в
особенности идею своего сочинения, основу которого, хотя он сам не замечал этого, составляла критика всех старых сочинений о хозяйстве.
Такой ловкости и цепкости, какою обладает матрос вообще, а Фаддеев в
особенности, встретишь разве в кошке. Через полчаса все было на своем месте, между прочим и
книги, которые он расположил на комоде в углу полукружием и перевязал, на случай качки, веревками так, что нельзя было вынуть ни одной без его же чудовищной силы и ловкости, и я до Англии пользовался
книгами из чужих библиотек.
Последние составляют его любимое чтение, и знакомство с этой
книгой в
особенности ставится ему в заслугу.
Если в мою комнату вломится русская жизнь со всеми ее бытовыми
особенностями и разобьет бюст Белинского и сожжет мои
книги, я не покорюсь и людям деревни; я буду драться, если у меня, разумеется, не будут связаны руки».
К
особенностям Груздева принадлежала феноменальная память. На трех заводах он почти каждого знал в лицо и мог назвать по имени и отчеству, а в своих десяти кабаках вел счеты на память, без всяких
книг. Так было и теперь. Присел к стойке, взял счеты в руки и пошел пощелкивать, а Рачителиха тоже на память отсчитывалась за две недели своей торговли. Разница вышла в двух полуштофах.
Было много подобных развлечений, казалось, что все люди — деревенские в
особенности — существуют исключительно для забав гостиного двора. В отношении к человеку чувствовалось постоянное желание посмеяться над ним, сделать ему больно, неловко. И было странно, что
книги, прочитанные мною, молчат об этом постоянном, напряженном стремлении людей издеваться друг над другом.
Знакомство с деятельностью квакеров и их сочинениями: с Фоксом, Пэном и в
особенности с
книгой Даймонда (Dymond) 1827 г. — показало мне, что не только давным-давно сознана невозможность соединения христианства с насилием и войною, но что эта несовместимость давным-давно так ясно и несомненно доказана, что надо только удивляться, каким образом может продолжаться это невозможное соединение христианского учения с насилием, которое проповедовалось и продолжает проповедоваться церквами.
Среди многочисленных и разноверных групп, собирающихся на Светлояре, приносящих туда каждая свои
книги, свои напевы и свою веру, в
особенности выделяются уреневские начетчики, устраивающие каждый год свой импровизированный алтарь под одним и тем же старым дубом, на склоне холма.
Я с грустью перечитывал эти слова. Мне было шестнадцать лет, но я уже знал, как больно жалит пчела — Грусть. Надпись в
особенности терзала тем, что недавно парни с «Мелузины», напоив меня особым коктейлем, испортили мне кожу на правой руке, выколов татуировку в виде трех слов: «Я все знаю». Они высмеяли меня за то, что я читал
книги, — прочел много
книг и мог ответить на такие вопросы, какие им никогда не приходили в голову.
Это были весьма милые и образованные девушки, в
особенности меньшая Варвара, до конца жизни бывшая преданною подругой моей матери, которую снабжала интересными
книгами, так как отец, кроме «Московских Ведомостей» и «Вестника Европы», никаких
книг не выписывал.
Разве вы не знаете других руководств истории, которые гораздо лучше?» Напротив, человек почтенных лет, да еще с некоторой маниловщиной в характере, в том же самом случае сочтет долгом сначала похвалить мою любознательность, распространиться о пользе чтения
книг вообще и исторических в
особенности, заметить, что история есть в некотором роде священная
книга народов и т. п., и только уже после долгих объяснений решится намекнуть, что, впрочем, о
книге г. Зуева нельзя сказать, чтобы после нее ничего уже более желать не оставалось.
А, между тем, это
книги весьма замечательные, и в
особенности для нас, сбитых с толку выспренними теориями учёных педагогов, говорящих о духовном развитии человека такие вещи, что просто волос дыбом становится.
Прежде, живя одним жалованьем, он должен был во многом себе отказывать; теперь же, напротив, у него была спокойная, прекрасно меблированная квартира, отличный стол, потому что хозяйка и слышать не хотела, чтобы он посылал за кушаньем в трактир; он мог обедать или с нею, или в своих комнатах, пригласив к себе даже несколько человек гостей; он ездил в театр, до которого был страстный охотник, уже не в партер, часа за два до представления, в давку и тесноту, а в кресло; покупал разные
книги, в
особенности относящиеся к военным наукам, имел общество любимых и любящих его товарищей, — казалось, чего бы ему недоставало?..
Он был вообще поборником свободных идей, идущих в
особенности из Германии, которую он прекрасно знал и давно уже сделался там популярен своей
книгой о Гете.
Насколько я знал тогда Ветхий Завет, в
особенности последние
книги Моисея, в которых изложены такие мелочные, бессмысленные и часто жестокие правила, при каждом из которых говорится: «и бог сказал Моисею», мне казалось странным, чтобы Христос мог утвердить весь этот закон, и непонятно, зачем он это сделал.
В
особенности желательно было бы видеть в новом издании следующие
книги, теперь весьма редкие,
книги, без изучения которых шагу нельзя сделать тем, которые желают рассуждать о русском расколе не с ветру, а основательно: 1) «Стоглав», 2) «Потребники», напечатанные в Москве в 1625, 1633, 1636, 1647 годах, 3) «Большой катехизис», напечатанный в Москве при патриархе Филарете, 4) «Соборник», напечатанный в Москве в 1642 и 1647 годах, 5) «Псалтырь следованная», одобренная патриархом Иосифом, 6) «Кириллова
книга», напечатанная в Москве в 1644 году, 7) «
Книга о вере», напечатанная в Москве в 1648 году, 8) «Кормчая», напечатанная в Москве в 1653 году, 9) «Скитское покаяние», напечатанное в Супрасле в 1788 году, 10) «Проскинитарий» Арсения Суханова [«Проскинитарий» напечатан в 1-м томе «Сказаний русского народа» г. Сахарова, но с выпусками тех мест, которые имеют какое-либо отношение к расколу.